Небольшая капля крови сорвалась с лезвия скальпеля. Впрочем, уже не имеет смысла – хирургический нож летит к остальным использованным инструментам, а Заэль стягивает испорченные в конец перчатки.
- Уберитесь здесь, - приказывает фракции, застывшей возле стола.
Устало помассировав виски, Гранц подходит к компьютеру и  отправляет на печать отчет вскрытия. Шесть часов ему потребовалось...
Обернувшись, ухмыльнулся.
… потребовалось, что бы из мертвого арранкара сделать малоузнаваемую груду мышц, жил, кожи и костей. Информационные жучки были хорошо имплантированы… вернее, плохо – это был еще один из первых, экспериментальных образцов – отсюда и абсолютный хаос в расположении. Пришлось потрудиться, что бы извлечь все – ведь информация дорога.
- Когда закончите, - потянулся, - распечатайте файл рекординга последнего наблюдения. Компьютер С, база СХ-18, файл MTR-193-19.10. И постарайтесь не перепутать, - усмехнулся.
Впрочем, даже если перепутают – не так страшно. Активность была приблизительно одинаковой – пределы колебаний ничтожно малы, и, если не особо вчитываться, то не заметить особо. Но с Айзеном шутки плохи.
Еще раз окинув взглядом помещение, Заэль направился в свои покои, смежные с лабораторией.

"Вскрытие вымотало все же, как печально", - подумал младший Гранц, устраиваясь поудобней на кровати и листая прихваченный ранее отчет, составленный для себя. Данные удивляли – активности в районе никогда не наблюдалось – но недавно она возросла в несколько раз.
- Значит, ждать внепланового собрания и очередных указаний. И очередных недовольных воплей Гриммджо и Ннойторы, - поморщился, вновь углубляясь в данные.
На данный момент ситуация была весьма странной.
"Интересно, в чем же причина?"

Рейацу брата младший Гранц почувствовал сразу – как и сразу понял, что отдых придется отложить до лучших времен. Ильфорте имел какое-то звериное чутье на моменты, когда Заэль меньше всего хотел кого-нибудь видеть.
И уж особенно – его.
Игнорируя слова брата, Гранц еще как-то надеялся, что, может, аники уйдет. Но когда молчание затянулось – а Ильфорте, все так же нагло ухмыляясь, стоял у входа, Заэль, тяжело вздохнув, отложил отчеты и сел, хмуро посмотрев на того.
Какое невезение, право слово.
- Ну, добрый день, глупый братик, - помассировал виски, - только знаешь, я устал, и у меня нет абсолютно никакого желания тратить время, отведенное под отдых, на построение диалога с личностью, которая диалог построить не сможет. А привычки разговаривать с самим собой не наблюдается, - Заэль усмехнулся.
Впрочем, было глупо предполагать, что Ильфорте развернется и уйдет. Он всегда приходил за одним – и это было невыносимо предсказуемо и скучно. Это было настолько примитивно в своей простоте, что Заэлю уже надоело отыгрывать свою роль, что бы потом долго не пересекаться с родственником.
Но сейчас он устал, и нет сил продумывать новый план  – так и быть, доставит удовольствие старшему.
Последний раз.
- Или у тебя за прошедшую неделю появилась капля вещества в черепной коробке, которое ранее отсутствовало? Или ты все же решил принять мое предложение и позволить взять образец ДНК? – чуть наклонил голову, прищуриваясь. – Ну, так что же, Ильфорте? – специально растягивая имя.
Но, все же, один приятный момент во всем этом был – наблюдать, как плескается злость в аметистовых глазах брата.

Заэль чуть поморщился, слушая брата – как же надоело. Да и раздражен он младший Гранц сегодня почему-то сильнее – более остро, менее хладнокровно реагирует на все.
Он искренне не понимал, как у него – практически совершенного существования – родственником может быть…
Вот кто? Насекомое? Амеба? Низшее животное? Как описать все то презрение, с коим Заэль относился к Ильфорте? Многие опытные образцы были куда глупее – как смешно звучит это – чем старший братец. Но они вызывали лишь холодное равнодушие и научный интерес. Но никак уж не личностное отношение, не желание вышвырнуть из своей истории навсегда.
“Какая слабость.”
Заэль хмуро проследовал за старшим в лабораторию – еще чего, оставлять его там без присмотра – и столь же хмуро наблюдая, как тот заглядывает в каждый шкафчик.
“Зачем тешить собственное самолюбие, если от силы пара названий понятна?”
- А здесь что, братик?
Несказанное приказное  “Не трогай!” так и осталось на губах; сощуренные глаза медового цвета в ужасе расширились и потемнели – цвета темной карамели, они смотрели с неприкрытой злобой и желанием убить – впервые за долгое время.
- Ну да, я же еще криворукий, бро!
Миллиарды кусочков стекла  ядовито-голубого цвета  –  бликует жидкость, что была в пробирке, да искусственный свет мониторов в темноте лаборатории – сейчас бриллиантовой россыпью сверкает под ногами старшего Гранца. Фрассионы перестали копошиться в углах – замерли, чувствуя плохо сдерживаемую рейацу хозяина , режущими хлыстами распространяющуюся вокруг – тяжелую, душащую.  Заэль, нервно вздохнув, посмотрел на даже не попытавшегося скрыть торжествующую ухмылку брата.
Ведь у всех срывает стоп-кран иногда, верно? Ведь иногда игра выходит из-под контроля, даже если известна и расписана вперед? Случай, всем правит случай.
- Ильфорте, -  слишком тихий, слишком мягкий голос, столь же мягкий шаг, сладкая улыбка. – Ты что творишь, одноклеточное?!
И срывается,  в следующий миг оказываясь рядом, сжимая правой рукой горло хорошо приложенного об стену брата.
- Ты, безмозглое насекомое, понятия не имеешь, сколько сил было потрачено на это! – начавшаяся тихим шипением, к концу фраза уже крик. – Мерзкое животное, у тебя только развлечения на уме, ни тени мыслей и ни капли уважения, - голос подрагивает, а вторая ладонь – Заэль и сам не знает, когда и как -  легла на рукоять катаны.
- Только дернись, - шипение, - и отправишься на тот стол. Не забывай, тупой братец, я – Эспада, а ты – нумерос! – смысла не было указывать, Ильфорте все прекрасно знал.
Но как, как он мог так точно угадать, что заденет сильнее? Откуда мог знать, что вещество в разбитой пробирке было пока еще в единственном экземпляре – на его разработку потрачено три недели – и закончено только вчера?
“Как?!”
Пальцы на горле сжались сильнее.

Сильный. Крепко – наверное, потом синяки останутся – противно-синеватого, а потом и вовсе желтоватого, цвета – сжимает запястье, пытаясь отцепить пальцы от горла: верно, кому же понравится быть придушенным.
- Подмахнул? – тихо, прищуриваясь. – Ты мало того, что туп, так еще и не видишь всего, что у тебя под носом. А ты не подмахивал, выражаясь твоим примитивным языком? В попытке аккумулировать – проверяя, есть ли возможность?
Еще несколько секунд – и сформируется серо. Но Заэль успеет – просто должен.
- И слабак, - еще секунда буквально до опасной близости, – здесь ты.
Наотмашь ударяя по лицу – не кулаком, внешней стороной ладони, но вложив не только физическое усилие, но и рейацу – лишь чтобы в лишний раз продемонстрировать разницу сил, отбрасывая от себя где-то на метр. Но этого достаточно, пускай чертово серо и опалило ткань рукава, а за спиной – звон разбитого стекла, смешивающийся с глухим грохотом камней и сухим треском полок шкафов. Теперь он в полной мере может потребовать возмещения. За разбитые приборы, за испорченное настроение, за вынуждение применения физической – как же унизительно-примитивно – силы, за то, что он смеет быть его братом, его старшим братом!
- Я, кажется, сказал тебе не дергаться. Или у тебя отключилась и функция восприятия речи? Впрочем, - полубезумная усмешка пересекла лицо, - дело твое, как воспринимать. Я же выполняю свои обещания.
Сонидо – и за спиной, приставляя Форникарас к горлу, чуть подталкивая сзади к столу.
Странно, что в этот раз все так далеко заходит – но у всего есть пределы. И потом, сейчас такая возможность получить давно желанный генетический код и узнать, почему. Почему они связаны – и только они.
А свет, которого так мало во мраке лаборатории, играет на длинных прядях Ильфорте – и, пожалуй, не будь Заэль так зол, полюбовался. Ведь во всех переливах есть притягательно-красивое и что-то совершенное, так редко возникающие.
- Не дергайся. Я не хочу что бы материал был испорчен. В твоих же интересах, Ильфорте, - а имя практически выдыхает в ухо, прекрасно зная, насколько это раздражает старшего.
Всего лишь обмен любезностями – так привычно, но так абсолютно по-другому сейчас.

Охнув, Заэль опустил меч, делая шаг назад и сгибаясь. Слишком уж неожиданно, да и расфокусировал внимание. Ну и удар со всей дури, что есть в глупой голове старшего братика:  чуть бы повыше –  и запросто до трещины кости можно было, если не выставить блок или не уклониться. А ведь он бы не успел сейчас – не из-за неумения, упаси Ками-сама! – или невозможности. Просто…
“Если я кому и подмахивал, бро, так одному Королю”.
Неожиданно резанувшие слух слова отдались глухим шумом в ушах и мерзко поплывшей реальностью. Не то что бы он не знал – скорее, не хотел знать. Подозрения были, как и очевидные иногда доказательства; но когда не хочешь – не видишь и не слышишь. Да и никогда откровенностью Ильфорте не отличался – не первый раз такие претензии были высказаны обеими сторонами – но вот фраза проскользнула впервые.
Как своеобразное признание.
Наверное, было немного обидно – но на фоне злости это «немного» стерлось в ничто. Наверное, играл собственник-эгоист: Ильфорте был его братом – и Заэль верил, что только его. Желание поглотить, сделать своей частью – как и должно быть, ведь он сильнее, а законы Пустых никто не отменял – всегда было, тщательно пряталось, как постыдное. Зачем ему такая бесполезная часть?
Но то всегда – но не сейчас.
- Нет, зачем же даваться мне, братик, - меч в ножны – и вот полубезумная усмешка коснулась губ, а глаза заблестели плавленым золотом. – У тебя есть кому, верно?
Голос сочился ядом и насмешкой, и движения по лаборатории – быстрые, резкие – не вязался с ним.
“Быстрее, пока не понял.”
Где лежат два нужных ему препарата Заэль прекрасно знал. Слава богу, одно всегда было при нем – в рукаве, а шкаф со вторым не пострадал – он был у противоположной стены, не той, что изуродована от попадания серо. Достав шприц с препаратом, аккуратно ввел во вторую пробирку-устройство и взболтнул, смешивая – благо концентрации и составы позволяли моментально получать нужное. За вычетом связующих препаратов, раствор представлял собой сейчас смесь концентрированного кантаридина и матамфетамина. Убойная смесь из не самого сильного наркотика – но на фоне одного из сильнейших  афродизиаков превращался в быстродействующий и моментально бьющий по центрам препарат – и возбудителя. Жаль, конечно было последней дозы кантаридина – он редок, да и Lytta vesicatoria, на крыльях которой он содержался, не водится в Уэко, лишь в Генсее, куда еще попасть нужно – просто так никто не отпустит, нужно придумать убедительную причину для посещения.
Встряхнув еще раз прибор, Заэль переместился снова за спину брата – как же все же помогло сонидо и отработанные действия – действия заняли от силы минуту – и, мягко пропустив золотистую прядь волос сквозь пальцы, прошептал на ухо:
- Посмотрим, как он обрадуется. И как обрадуешься ты.
А в следующий миг игла  пробирки-прибора впивается в шею брата, оставляя маленькую кровоточащую точку.
“Если ты выживешь после того, что с тобой сделает Сеста – я удивлюсь. Но при любом исходе больше никогда не приблизишься к нему.”
Афродизиаки не вызывают влечение – они лишь усиливают имеющееся, тем самым завися от изначального либидо объекта. Заэль был уверен, что препарат подействует выше всяких похвал – даже жаль, что не может наблюдать.
- А теперь, - снова вытаскивая меч и вытягивая перед собой – так, что смотрит в грудь брата, держа того на расстоянии, - пошел вон из моей лаборатории, тупое животное.
Несколько минут, пока тот вменяем и не действие не началось  – нужно выгнать из лаборатории. А далее свою роль сыграет наркотик – придаст и смелости, и фантазии – и младший Гранц представлял, что это будут за фантазии – и Ильфорте никогда больше не подойдет к своему Королю. Хотелось смеяться - безумно, истерично - может, до слез - но единственное, что позволил себе Заэль - полную превосходства усмешку.
Препараты Октавы не знали полумер - и теперь все будет куда интересней.

Дыхание Ильфорте стало чуть тяжелее – вот-вот препарат начнет действовать в полную силу, а брат все еще в лаборатории. Более того – на расстоянии пары шагов от самого Заэля. Легко просчитать, что произойдет, если младший Гранц не уложится во время – под действием раствора Ильфорте станет сильнее – и если сумеет поймать Заэля…
Лучше не думать об этом.
А препарат явно действовал  –  глаза брата чуть затуманились, движения стали менее координированы для боя – но все равно он держал оборону. Сколько ни старался Заэль, вытеснить за дверь аники не получалось, пара шагов – и вновь по кругу. Со стороны – причудливый танец, сопровождаемый звоном металла катан – серебристо-легким, не сколько боя – сколько его иллюзии. В темноте все было немного зловеще – и напряжение чувствовалось кожей, обволакивая и сковывая, раздражая и без того обостренное восприятие.
- Какой яд, что ты? Тратить на тебя составы, сложнее воды, я не намерен. Ну, пошел, - отведя лезвие брата в сторону в очередной раз, Октава вытянул руку – и  под кончиками пальцев заискрилось пламя балы. Это последние секунды – и ему хотелось верить, что все получится.
Опасную игру он затеял – не хватало только поплатиться за нее.
Заэль сделал шаг назад, все так же удерживая пламя. Если не повезет – может, хоть сам уйти успеет.
“Уходи, ну же! Я не мог допустить ошибку в расчетах!”

От удара о стену в глазах потемнело, а пальцы, что сжались на горле, не давали дышать нормально. Все же, не успел – теперь брат слишком близко от него – и явно препарат начал действовать в полную меру. Аметистовые глаза смотрели цепко -оценивающе, но уже не как врага, скорее, как объект.
Такая простая мысль заставила очнуться и чуть дернуться – но не зря же он предполагал, что попади в руки брата – это конец. Состав повышал физические показатели – не то что бы так сильно, что Октава не справится, но серьезно в том плане, что противостоять тяжело именно ему, Заэлю. Особенно когда пальцы Ильфорте скользнули по подбородку, а разгоряченное наркотиком тело прижимало к стене, практически не давая шелохнуться.
Младший Гранц быстро облизал пересохшие губы, соображая, как выпутаться из ситуации.
“Черт тебя побери, Ильфорте. Для полного счастья мне не хватает быть изнасилованным  глупым братиком.”
Постаравшись взять себя в руки – и все же, тяжело  –  Заэль уперся ладонями в плечи старшего, пытаясь оттолкнуть, одновременно отводя взгляд.
- Что, тупое животное, тебе все силой нужно объяснять? – безрезультативный толчок. – Пусти и уйди отсюда!
Не то что бы… Когда-то давно этого хотелось. Да и не очень давно – но скорее с целью привязать и потом подчинить себе целиком и полностью – для личных целей. Но не так – слишком уж опасный в первую очередь для себя метод. Да и отношения испортятся ее больше – хотя, куда уж – ведь не оставалось сомнений, что Ильфорте просто не поймет, почему был введен препарат. Что Заэлю не нужно было все это, а цель совершенно противоположна.
А дыхание – обжигающе-горячее, тяжелое и почти сорванное – ощущается на коже, оседает злым желанием внутри, не дает собраться. Почему просто не прижмет к полу, выпустив рейацу? Почему не выстрелит новым серо – в упор?
“Столько ошибок за каких-то несколько минут.”
От осознания собственной слабости разве что не тошнило – такая обычная человеческая реакция, от чего становилось еще хуже. И в разы –от желания узнать, что будет дальше.
Нет ничего хуже, когда интерес переплетается с ненавистью – оно слепит, ослабляет бдительность и элементарное чувство безопасности.
- Я жду, Ильфорте, - уже насмешливо глядя в глаза, ухмыляясь.

- Чего? Возможно, твоей реакции – столь же примитивной или более интересной, - ухмылка. – Но, судя по всему, ничего действительно оригинального я не дождусь от тебя, - пальцы держат подбородок – не отвернуться, да и не надо: Заэль нагло смотрит в глаза, с насмешкой, вызовом. Глаза сейчас потемнели – бархатно блестя, утягивая в омут. А слова, что сладким ядом звучат в лаборатории – тихо, словно прячась, почти на ухо - наполовину ложь, наполовину правда. Тонкое переплетение игры-отказа и соглашения – когда пересилил интерес. Да, впрочем, не сколько один интерес – он не так часто имел связи. Вернее, совсем нечасто – вопреки всем слухам, и вполне естественно, что организм выдает не самые желанные реакции – но все же.
“Надо проверить препарат на внешнее воздействие – что-то тут не так”, - мысль испуганной лаской мелькнула – и пропала, оставляя туман и тягучую тяжесть отсутствия желания думать о чем-то еще, кроме…
- Ты был и останешься таким? Я смутно догадываюсь, что ты мне дал, по реакциям моего организма... – голос близко-близко, чуть хриплый, выдающий с головой. -  Тебе это нравится, да? Грубость?
- Каким, братик? – медленно, дразнящее облизывая губы – если уж поддаваться, то тогда получая удовольствие и самому. - И да неужели твой мозг неожиданно обрел функцию думать, хоть и в варианте “догадываюсь”? – чуть прищурился. – Может, почаще тебе вкалывать, м? А грубость, - мягко скользнул ладонью по плечу, затем сильно сжав, - я не люблю.
Душно – и даже не от близости, а от тяжелого безумного нежелания-желания, что между ними, от сопротивления самих себе, от хрустально-тонкого стекла непонимания, что растворяется тонким льдом сейчас.
Когда белая ткань поползла вверх, а пальцы скользнули по коже, Заэль ухмыльнулся и непроизвольно подался вперед – сам не зная, почему – почти касаясь губ брата.
- Все, на большее изобретательности не хватило? Глупый братик, - чуть наклонил голову, одновременно медленно расстегивая молнию его куртки.
Тонкая грань опасности – эта игра уже потеряла осторожность, они уже ранены и падают – и есть ли смысл пытаться удержаться в пустоте? И если безумие накрывает – то почему бы не поддаться и не забрать с собой и аники?

Легкая дрожь, то чувствовалась от близости Ильфорте, казалось, передалась и младшему Гранцу – будто страшно, право слово. Но нет – просто шальная мысль, стрелой возникшая и столь же быстро пропавшая. Ведь есть куда более интересные вещи – как невероятно красивый сейчас брат – струящиеся золотистые волосы, что мягким шелком сквозь пальцы, глубокий взгляд блестящих темных глаз, изогнутые в насмешку тонкие губы – и, пожалуй, впервые Заэль видел его таким.
“Может, это к лучшему? Ведь тогда и я буду знать…”
Оставив расстегнутой наполовину куртку Ильфорте, Заэль бросил это скучное занятие – лучше потом братик разденется сам, а он полюбуется.
“Полюбуюсь?”
Не был бы он вовлечен, то с удовольствием понаблюдал бы, как борется внутри – и как отражается это на лице, как влияет на действия-  та противоречивость, что застыла внутри тугим узлом, горячим комом. Тем, что становится лишь больше от каждого движения – будь то легкое прикосновение или отпечаток дыхания на коже.
- К черту? Ками-сама, как же ты примитивен… - проведя ладонями по груди вниз – интересно, как ему сейчас чувствуется ткань перчаток, когда чувствительность обострена,  – явно собираясь начать развязывать пояс , - только ради того, что бы у тебя хоть иногда просыпалась изобретательность, стоит колоть. Ты же… - не договорил - тихий стон совался с губ, когда пальцы брата уверенно скользнули по тонкой коже бедра, чуть грубо, неосторожно – но все равно. Уже все равно – смысл себе врать, что не возбужден и не хочется?
- А может, ты просто хотел, чтобы тебя... – шепот на ухо, завораживающий – чуть нереальный, хрипло-дрожащий. Похоже, Ильфорте уже все тяжелее удается сдерживать себя,  - ...чтобы тебя трахнули, а? Например на твоем столе с твоими драгоценными исследованиями! Уверяю, сейчас фантазии хватит даже в моем скудном мозгу.
Заэль мотнул головой, пытаясь освободиться от крепко держащего за подбородок брата – прикосновения жгли хуже огня, – впрочем, ничего не получилось. Чуть скосив глаза, насмешливо ответил:
- И почему я сомневаюсь, братик? Может, потому, что ты противоречишь сам себе? Или… - но договорить он снова не успел.
Когда зубы сомкнулись на мочке уха, младшего выгнуло дугой – словно от разряда, пронзившего насквозь, и стон, тщательно сдерживаемый – но непослушно вырвавшийся, был красноречивее всяких слов. Заэлю не верилось, что на эти, в общем-то, простые действия, он отвечал столь откровенно – но организм, видимо, изголодал даже по такому.
Не верилось и хотелось продолжить – пусть даже это и было ниже его. Как он сам считал.

Легкое недовольство отразилось на лице брата, когда Заэль решил не продолжать раздевать старшего – и это недовольство нашло отражение в каком-то извращенном удовольствии, что испытывал младший Гранц. Осознание легкой власти, что вот-вот может быть свергнута, отдавалось тягучей сладостью во всем теле.
- Не путай “сдаться” и “сдаться намеренно”, - чуть подумав, Заэль дернул конец пояса, решив, что это первая и последняя снятая с Ильфорте вещь. Ткань, скользнув мягкой лентой, легла у ног, завораживая игрой оттенков черного на складках. – Ты, глупый братик, просто сдался, - обвивая шею руками, - а я – специально. Так интересней, - пропуская светлую прядь сквозь пальцы. – Чувствуешь разницу?
Так тяжело сдерживаться – все эти нарочито-мягкие, лениво-издевающиеся интонации и прикосновения требовали самоконтроля.
Который давно уже разрушен. Ласкающие пальцы брата, его близость – все возродило спрятанные и, как казалось, побежденные, страхи  и желания.
Особенно упрямое желания получить кусочек совершенства.
В Ильфорте была совершенна его непокорность – которую так хотелось сломить. Вот и сейчас – сопротивление, что показывал брат, вызывало если не уважение, то хотя бы заинтересованность. Если бы не упрямость – да и, скорее всего, ненависть к младшему – то давно бы сдался. И, вполне вероятно, уже все бы закончилось.
Желание его непокорности, позже переросшее во что-то другое, трансформировавшееся в неосознанно-непонятное, странное.
“О чем я думаю?”
Резкий рывок за волосы вывел из некоторого замешательство, но вот следующее действие вогнало в куда более большее.
Менее всего Заэль ожидал поцелуя – пусть грубого, насильного – но все же. Это не то, что подвергается действию наркотика – более  личное, глубинное, чем просто животное желание, на котором играл препарат. Самолюбие торжествовало, логика говорила, что это все обман. Иррациональный обман.
И столь же иррационально  - отвечать, подавшись вперед и прижимаясь так, что ни миллиметра между ними. И столь же иррационально, когда чужие губы ловят стон, что реакция на уверенные действия.
Как только начинает кружиться голова – теряется реальность и время – Заэль пытается отстраниться.
- К чему такие нежности, братик? – хриплым шепотом. – Ты же всегда примитивные грубости любил, - проводя пальцем по щеке. – И предпочитаешь со всем быстро разбираться. Почему тянешь сейчас? – усмешка, давшаяся сложно. – А, Ильфорте?

“Остаться на коне.”
Доля правды в словах Ильфорте была – скорее, Заэль никогда не позволит себе показать слабость перед кем-то. И уж тем более не перед ним – хоть и сложно.
“Как же сложно, черт возьми!”
Вспыхнувшие огоньки в глазах старшего заставили насторожиться – но, даже заметив перемену, Заэль был бессилен –  слишком быстро все произошло. Видимо, Октава спровоцировал Ильфорте, иначе бы не холодила сейчас сквозь ткань куртки поверхность металлического стола, и не врезался его край чуть ниже поясницы. Гранц чуть поморщился – мало того, что неудобно, так еще глупый братик смахнул со стола все отчеты – и вот собирать –  и не дай Ками-сама, составлять заново – их совсем не хотелось.
- Похотливое животное, - тихо прошипел Заэль, когда его прижали к столу – ведь не вырвешься, где только наловчился братец так держать.
- Я не хочу причинять неудобства лишь себе! – уверенно – и не только говоря, но и действуя.
Чуть заворожено младший смотрел, как Ильфорте облизывает пальцы – и судорожно вздохнул, почувствовав, как тот надавливает на колечко мышц.
Было ли теперь страшно? Когда все зашло действительно далеко – и уже превратилось не в шутку-издевательство-мысль, что можно прекратить? Почему мысль вызывала какую-то судорожную дрожь внутри? Почему не мог себя взять в руки?
Заэль отвел взгляд и чуть отвернулся.
- И все же ты примитивно действуешь, братик, - а голос чуть дрожит, хоть и насмешлив.

- Самое то? В этом весь ты, - чуть нервно хмыкнул Заэль, чуть дернувшись, когда горячий язык прошелся по щеке.
Расслабиться… Стоило – но не получалось,  в мыслях почему-то возник вопрос «а что потом?»
И правда – что? Что произойдет, когда закончится действие наркотика, и Ильфорте придет в себя? Не то что бы это должно волновать Октаву – но ведь может помешать исследованиям, может помешать ему непосредственно…
“И что потом будет со мной?”
Да и то, как сейчас брат вел себя – не все поддавалось объяснению. Он опять его целовал – жадно, собственнически, будто не желая отдавать, прижимая к себе. Хотя, скорее всего просто боялся, что Заэль начнет вырываться.
Но он бы не стал. Наверное не стал.
- Расслабься. А то ведешь себя так, будто бы впервые в такой ситуации!
Слова резанули слух, заставив вздрогнуть – и не только внешне, но и внутренне.
Ильфорте весьма четко попал в цель – Заэль никому не давался, считая все чем-то ниже своего достоинства, чем-то примитивным, слишком далеким от того, к чему он стремился. Да, он вел себя вызывающе – и попадал в подобные ситуации – но всегда выходил из них, выходил так, что ни у кого не оставалось подозрений, выходил как победитель, оставив в дураках партнера, указывая ему место. Но больше он просто боялся – и не сколько самого процесса, сколько боялся прогадать, опустить мнение о себе в своих же глазах. Эгоцентризм позволял плевать на других – но не на себя. Страх – вот что это было.
Ведь даже у совершенств есть свои страхи, не так ли?
Оставалось решить, что делать – оттолкнуть или позволить продолжить.
Позволить целовать, позволить кому-то овладеть собой, позволить себе чувствовать что-то к собственному брату – и именно то, что Ильфорте был братом так остро разрывало и заставляло сомневаться.
Ведь он же больше всего презирал его – ненавидел, возможно, - но меньше, чем кому-либо еще хотелось сопротивляться.
Почему-то вспоминались слова бывшей Терсеро – она была слишком человечна, за что и поплатилась. Помнила ли она, или на своем опыте знала – неважно, если отражало суть.
“Тому, кому впервые отдашься, будешь или любить, или ненавидеть.”
Опровержение или подтверждение – решение, что он примет, станет своего рода экспериментом.
Только вот эксперимент будет над собой.
Метнувшись, когда старший ввел два пальца – словно пытаясь сбежать от неприятного ощущения, Заэль искоса посмотрела на брата, словно ища ответ. Но Ильфорте действовал уверенно – и не поймешь, раскусил он его или нет.
Наверное, впервые младший Гранц был настолько растерян.

Понимает, что что-то не так , но не догадывается – вот как сейчас можно было бы характеризовать состояние Ильфорте. И это было не на руку Заэлю – растерянному, сомневающемуся – все еще, хоть и решившему, как казалось внешне.
- Только не ври, что у тебя никого не было при твоем блядском поведении, братик! Уж с  Джиругой ты точно спал! – что делать? Врать? Оправдываться? Только не ему и не перед ним. Но что ни говори – тело, это предательское тело все скажет, выдаст лучше всяких мониторов – и оттого так стыдно-сладко, так насмешливо-горько, когда понимаешь собственную беспомощность. Явную, видную другим – и оттого незаметную.
- Не твое дело, - шипение. – Все равно не поймешь.
Наверное – Заэль так надеялся, что Ильфорте его не понял бы – сохранилось то превосходство, которое стремительно утрачивал младший с болью, что чувствовалась. Запрокинув голову, Октава с силой закусил губу .
“Не выдать…”
Может, он и представлял себе – но не чувствовал. Издевательски-мучительно, отчасти неприятно – кто был тот идиот, кто говорил об обратном? – и больно даже не столько физически, сколько морально. Брат  не хочет понимать – да и не верит. Впрочем, Заэль сам виноват.
Пытаясь отстранится, уйти от неприятных ощущений, младший Гранц упирается ладонями в грудь Ильфорте, чуть отталкивая.
- Прекрати, - против воли срывается с губ хриплым шепотом и срывающимся дыханием. И он не открывает глаза – они закрыты, но чуть подрагивают ресницы.

- Животное, - простонал Заэль, пытаясь оттолкнуть брата, вошедшего во вкус.
Как можно расслабиться, когда столь непривычно и, признаться, больно – не так сильно, но как от кровоточащего пореза – и когда думают лишь о своих ощущениях, грубо врываясь внутрь? Еще о нем, младшем Гранце, говорили “эгоист” – но, пожалуй, сейчас Ильфорте бил его рекорды. И ведь действительно получал удовольствие – взгляд, горящий каким-то бархатно-темным пламенем, рваное дыхание и резкие движения. Вцепившись в плечи – сжимая сильно – возможно, старшему даже больно – Заэль хотел попытаться оттолкнуть от себя, но неожиданно замер, затем чуть подавшись вперед.
… Гранц  сам не заметил, как все то неприятное перешло в какое-то извращенное удовольствие на грани боли и наслаждения, не заметил, как  уткнулся в шею брата, вдыхая терпкий аромат кожи и легко-солнечный волос, как, постанывая, начал подаваться навстречу, как стал чуть по-другому сжимать плечи брата – не от боли, а от нахлынувших ощущений.
Он и подумать не мог, что хотел – может, и так, может, и с братом – но сейчас лишь подтверждались догадки. Впрочем, думать не хотелось – хотелось продлить то тягуче-сладкое ощущение, что окутывало тело и сознание, не хотелось отпускать брата, что сейчас был его – и для него. Хотелось просто продолжать.
Но все не вечно, к сожалению.
- Я не выдержу больше, - полустон, полушепот.